Тема: «Общество травмы. Между эволюцией и революцией»

В своем докладе чл.-корр. РАН Тощенко Ж.Т. отметил, что
часто в своих научных исследованиях мы обращаем внимание то на экономические, то на социальные, то на политические, то на финансовые проблемы, то есть рассматриваем какой-то отдельный блок проблем, которые характеризуют развитие нашего современного общества. Сейчас в мире происходит много и знаковых, и значительных изменений, которые не подходят под трактовку с позиций только одной науки.

Мы обычно рассматривали развитие мира, стран, государств в двух модальностях развития. Эволюция – это форма развития природы и общества, состоящая в постепенном количественном накоплении изменений, подготавливающих качественные преобразования. И в то же время общественное развитие характеризуется революционными изменениями, когда происходит глубокий качественный скачок в развитии, перерыв постепенности, резкий кардинальный переход, преобразование сути, смена оснований развития.

Может стоит в современном мире говорить еще о третьей модальности развития – травма общества? Я могу сказать, что этот термин – «травма общества» постепенно вышел из такого естественно-научного, медицинского, психологического аспекта, и в мире появились уже первые анализы рассмотрения общественных процессов под этим термином. Появилась и проблема социальной травмы, которая, например, в исследованиях всемирно известного социолога Петра Штомпки трактуется как социально-культурная травма, рассматривая вопросы в сфере культуры.

Общество травмы: родовые черты

Что послужило мне попыткой расширить представление о травме отдельных процессов до травмы всего общества? Я напомню, что в Организацию объединенных наций входит 193 страны, хотя одновременно есть непризнанные страны: Косово, Сомалиленд, турецкая часть Кипра и другие, в том числе те, которые образовались на территории бывшего СССР- Приднестровье, Абхазия, Карабах, Южная Осетия,. Но я обратил бы большее внимание на то, что по данным ООН экономическая помощь сейчас оказывается 80 странам, а продовольственная – даже 88 странам. Более того, Всемирный банк считает, что в настоящее время 53 страны в мире находятся в состоянии глубокой стагнации и/или рецессии, то есть их развитие коренным образом отличается от того, что характерно для многих других стран. Причем эти 53 страны – это фактически каждая четвертая страна в мире, на что уже нельзя не обращать внимания. Почему эти страны находятся в состоянии многолетней глубокой стагнации?

Они по-разному образовались. Первое, в результате внешнего вмешательства (Ирак, Ливия, Афганистан, Сирия), которые длительное время находятся в состоянии разрушенного или серьезно деформрованного национального хозяйства, экономики и других общественных отношений. Такое характерно в основном для Ближнего Востока, но не только для него.

Второй вид обществ стран – это нарушение логики развития. Я отношу к ним Зимбабве, Чад, Центральную Африканскую Республику, которые, отказавшись от предыдущих схем развития, которые были накоплены, даже когда эти страны находились в колониальной зависимости, сейчас характеризуются огромным разрывом и распадом своих социально-экономических отношений.

Третий вид, я считаю, что это страны, которые образовались на территории бывшего Советского Союза в результате цветных революций, в результате прокси-войн, которые провоцировали другие страны в отношении России и иногда в отношениях с соседями. Они тоже привели к тому, что эти страны находятся в состоянии глубокой экономической и социальной депрессии и развала национальной экономики.

Я хотел бы напомнить также о судьбе разделенного народа Курдистана, где 37 миллионов курдов разорваны между пятью государствами, часть их народа в Турции, Ираке, Сирии, Иране, даже частично и в нашей стране, вернее, в Азербайджане. Это тоже травма, переросшая в трагедию этого народа.

Я обращаю внимание также на потерю темпов и ориентиров развития Филиппин. Я помню, в 1960-е годы эта страна была примером для многих стран Юго-Восточной Азии как эффективно решающая свои проблемы. Но произошел ряд переворотов, в том числе военных. В результате страна находится тоже в расстроенном экономическом и социальном развитии.

Наконец, к обществам травмы я отношу и Россию, ее турбулентное развитие, о чем я скажу подробнее несколько позже.

Перед всеми этими странами стоит вопрос о том, как преодолеть это состояние.

Я напоминаю, что в научной литературе, политических выступлениях часто говорят о том, что критерием успешности страны является внедрение и использование рыночных отношений. Так ли это? Я привожу данные, которые почерпнул из сведений ООН, что все же рынок не спасет многие страны от стагнации и/или рецессии. По этим данным большинство стран -, 60% - успешно применяют, но есть 40% государств с рыночной экономикой в разных вариантах, которые, по их же данным, неэффективны.

Есть второй критерий. Предполагают, что должна быть зависимость выхода этих стран из общества травмы т существующего политического режима, который в настоящее время в большинстве случаев представлен или либеральной демократией, или авторитарным режимом. Опять же данные ООН свидетельствуют, что эффективность демонстрируют только 52% обществ с либеральной демократией и в тоже время практически такое же число и обществ с авторитарным режимом (48%). То есть, что является эффективным или неэффективным в общем-то ставится под сомнение: и рыночные отношения, и сам политический режим. Поэтому, характеризуя общество травмы, я попытался проанализировать те некоторые общие и специфические критерии, по которым эти общества я отношу к обществу травмы.

Давайте мы сначала рассмотрим так называемые родовые черты общества травмы, а потом специфические черты.

Что я отношу к родовым чертам общества травмы?

Во-первых, всем этим странам независимо от различного состояния характерно отсутствие четкой и обоснованной стратегической программы и целей развития. Именно это отсутствие четкой программы, перспективных целей, определенности будущего является характерной чертой для всех этих стран.

Во-вторых – это длительная стагнация и/или рецессия, потеря ранее достигнутых рубежей, что характеризуется не просто моментами, которые важны или происходят иногда в развитии практически каждой страны, но тем, что они протекают очень длительная время, нередко десятки лет, что можно ставить под сомнение, насколько успешно развивается та или иная страна.

В-третьих, следующая позиция, на которую я обращаю внимание, это низкое качество управления. Оно характерно для всех без исключения названных мною стран, хотя эта характеристика проявляет себя по-разному.

В-четвертых, к родовым чертам общества травмы я отношу и отсутствие реальных оппонирующих сил, которые участвовали бы в управлении, в разработке предложений, сопоставлении тех программ, которые они рекомендуют для решения тех или иных задач.

В-пятых, к родовым чертам обществ травмы я отношу также господство эгоистических и личных, и групповых интересов, когда отдельные группы или определенные представители власти концентрируют у себя все возможные рычаги управления обществом, господствуя над обществом, что соответственно тоже влияет на то, в каком направлении развивается государство.

Ну и последний момент – нет опоры на науку. Практически всем этим государствам так или иначе присуще то ли полное, то ли частичное игнорирование науки, опоры на ее данные, использования ее в решении проблем научно-технического прогресса.

Вместе с тем, есть и специфические черты общества травмы. Помимо того, что деформирована экономика, я имею в виду критику и нашей страны за ее сырьевую направленность, и особенности, которые в значительной мере характеризуют нашу экономику.

Специфичность общества травмы проявляется и во внешнем управлении и /или в военном давлении. Это в общем-то характерно не только для стран, которые я называл первыми на Ближнем Востоке (Иран, Ирак, Сирия, Ливия), но и другие, которые прямо косвенно все равно испытывают определенное -военное, экономическое, политическое - давление.

Специфическим образом ряду стран присуща и утрата политической самостоятельности. Многие страны, которые находятся в состоянии общества травмы, не имеют возможности, или не хотят, или не могут по тем или иным особенностям проявлять самостоятельную политическую позицию.

Массовое распространение непотизма как культурно связанное с развитием различных форм земляческих, родственных и других связей, которые характеризуют именно эту неэффективность.

Я также считаю, что специфическим для ряда обществ является усиление влияния националистических и конфессиональных, религиозных сил, когда начинают выходить на первое место так называемые радикальные настроения, имеющие опору на радикальный национализм или конфессиональный, религиозный экстремизм.

К специфическим чертам общества травмы является отсутствие национальной идеологии, национальной идеи и замена их различными политико-идеологическими уловками (глобализация, мультикультурализм, постмодерн, толерантность и др.).

Если говорить о механизмах возникновения общества травмы, я считаю, что они часто связаны с тем, что происходит разрушение и /или отрицание предшествующего опыта развития.

Не менее важен также некритический перенос чужих моделей и идей развития. Мы даже на примере нашей страны можем знать, сколько было рекомендаций перенимать или западный опыт, или восточный опыт. Я помню высказывание бывшего министра финансов Федорова, который на определенном этапе агитировал за аргентинский опыт, но потом уже буквально через полгода в этой стране случился крах экономики.

Надо сказать и о механизме исключения народа из управления. Формально в во всех Конституциях этих стран, в том числе и России, говорится и подчеркивается участие народа в осуществлении управленческих функций. Но наши исследования и исследования коллег показывают, что до 80% людей не входят ни в какие общественные, добровольные организации, а признают свое участие и возможность влияния на дела государства только всего несколько процентов людей.

Я считаю, что очень большим ущербом для общества травмы является отказ от государственной идеологии, при этом я подчеркиваю, это не означает, что не должны существовать другие идеологии. В обществе должно быть много идеологий. Но, тем не менее должна быть обязательно та идеология, которая проповедуется, внедряется и осуществляется государством.

Наконец, надо назвать такую социальную характеристику как отсутствие или неэффективность социальных лифтов, растрата интеллектуального потенциала и как результат – низкое качество элиты. То есть не происходит, на мой взгляд, мобилизация лучших интеллектуальных сил общества для того, чтобы они приходили в существующие уровни управления и могли эффективно его осуществлять.

Деформация экономического развития России

Что меня волнует как гражданина, как ученого, уже на примере России? Что, на мой взгляд, характерно для экономического развития? Это деформация экономического развития, которая характеризуется и квази-развитием, и флюсовым развитием. Тут разные есть аспекты, разные точки зрения, кто-то уделяет большее внимание этой деформации, квази-развитию или тем или иным моментам, кто-то другие факторы находит. Есть манипулирование с формами собственности, все же остается очень спорным вопрос о соотношении государственной, частной, акционерной форм собственности, особенно с проблемами, связанными с малым и средним бизнесом.

Мы можем наблюдать, что в России происходит копирование других экономических моделей, попытка за них агитировать и даже попытки внедрить. Мы это наблюдаем не только в течение 1990-х годов, но и 2000-е годы. Оно остается в том или ином виде характерной чертой не только эконмического, но частично и политического развития.

Происходит и нарушение логики развития рынка труда. Знаете, я бы привел такие данные, которые три года назад прозвучали в высказывании Ольги Голодец, когда она была заместителем председателя нашего правительства. Она в своем выступлении сказала, что из 75 миллионов экономически активного населения мы не знаем, где работают и чем заняты 38 миллионов. Это практически 50%. Мол, мы знаем, что они работают, но они никак не входят в сферу государственного регулирования, и мы не знаем источники существования огромного количества людей, которые нарушили логику развития рынка труда.

И наконец, экологические и медицинские проблемы. Последние события с пандемией, коронавирусом показывают серьезные травматические явления в жизни нашего общества.

Воспользуюсь данными Абела Гезевича Аганбегяна и его характеристикой валового продукта, промышленности, сельского хозяйства. По его мнению, развитие более-менее по сравнению с предшествующими этапами происходит, хотя оно спорное, показывает некоторый прогресс только в сельском хозяйстве и то, наверное, потому, что оно в большей мере, если сравнивать первые периоды развития, рухнуло в своем функционировании и развитии в 1990 – начале 2000-х гг. Конечно, эти данные, как и некоторые другие, если взять предшествующий период, должны быть серьезно скорректированы, в том числе по такому показателю, как безработица и др. Я поэтому просто напоминаю эту характеристику, которая, по-моему, убедительно дает описание и объяснение экономических и социальных показателей.

По последним данным, которыми я располагаю, у нас 42 тыс. предприятий были приватизированы, но из них 30 тысяч закрыты. Есть такой момент, который связан с тем, что 500 предприятий стоимостью 200 млрд долларов были проданы всего за 7,2 млрд долларов, практически чуть ли не в 30 раз дешевле. Я привожу данные по степени износа, по которым, кстати, расходятся экспертные оценки с данными Росстата; экспертные оценки дают 80% износа, хотя Росстат говорит только о 48,6%. Также уровень освоения наличных ресурсов у нас оценивается в 18%, а коэффициент использования производственных мощностей в 43%, хотя это тоже расходится с официальными данными Росстата. Это можно показать и на других индикаторах.

Я бы обратил внимание на прогноз нашего экономического развития по данным Международного валютного фонда. Рост национальных экономик до 2025 года (ежегодно) в мире предполагается 4,6%, в Европейском Союзе – 4,3%, в США – 4,4%, в Китае – 6,4%, в России – 1,7%-2,1%. И как вы понимаете, такая разница приводит к тому, что мы еще больше потеряем в соревновании экономик с другими странами.

На меня произвело впечатление выступление на одной из научных конференций, одного из бывших инициаторов рыночных реформы в Польше Гжегоша Колодко, который, сравнивая эти темпы развития, привел такую любопытную цифру, на которую я раньше не обращал внимания. Он говорил, что в 1990 г. Китай от России по производству валового продукта отставал в три раза, в настоящее время Китай в 6 раз превышает наш внутренний валовый продукт.

В социальной сфере напомню о росте социального неравенства: общеизвестный для многих децильный коэффициент 1:16, хотя экспертная оценка дает, что в самом деле этот коэффициент олицетворяет соотношение 1:30, а в Москве –это 1:45/50. Я напомню и о том, что бедность с 12 миллионов в 2012 году к 2019-2020 году выросла до 21 миллиона.

А вот данные по наиболее состоятельным людям и по долларовым миллионерам, которые имеются в нашей стране. В конце 2019 года 1500 человек имели состояние свыше 30 млн долларов (рост на 7%). Долларовых миллиардеров 101 (5 место в мире).) Это тоже показатель травмы.

Теперь я перехожу к характеристике самих социологических данных. По данным общероссийского исследования, проведенного нами в РГГУ, 50,3% граждан страдают от низкой оплаты труда, еще 16,3% – от неясности в оплате труда, практически каждый пятый (22,5%) боится потерять работу. Почти каждый пятый (18,7%) считает, что нет перспектив в работе, нет перспектив в профессиональной карьере. Отсюда появляются и соответствующие настроения, соответствующее отношение к работе. Каждый третий (35%) говорит, что у него нет чувства социальной справедливости. И потеря социальной защищенности – каждый четвертый (25%) признает беспомощность повлиять на происходящее там, где он работает и живет.

Приведу любопытные примеры, очень спорные, которые выходят на проблемы цифровизации. У нас сейчас около 450 элементарных профессий (или 9 укрупненных профессиональных групп). Посмотрите, у нас первое место занимает по количеству людей водители автомобилей (более 7%), дальше идут работники торговли (продавцы), которых около 7%. Специалистов с техническим образованием в широком плане, занятых в экономике – всего 5,1%, охранников у нас более 2% (почти 1,3 млн). В этой ситуации ставить вопрос, насколько рациональна эта социальная структура, я не могу = я только приведу данные, которые я заимствовал у профессора Гимпельсона. По его расчетам, в 27 профессиях сосредоточено 50% совокупного (и реализованного) спроса на труд. Но нет ни одной из этих 27 профессий, напрямую связанной с техническим прогрессом. По его мнению, всего только 7% подвергаются цифровизации, 12-15% стоят на ее пороге. То есть наши разговоры о цифровизации важны, нужны, но исходя из этих данных, к сожалению, надо признать, что они охватывают не такое уж количество рынка труда, тех профессий, которые нужны. Таким образом, реально существуют противоречия и они огромны - между тем, что требуется, и тем, что желают люди и особенно молодежь.

Я приведу также данные ВЦИОМ на октябрь 2018 года, которые показывают последние опросы по ориентации молодежи, выпускников школ, на что они ориентируются в настоящее время, кем хотели бы стать, какую получить профессию. Юристы – 15%. Чиновники – 15%. Врачи – 11%. Экономисты, предприниматели – 10%. Программисты – 8%. Работники шоу-бизнеса – 6%. Здесь нет массовых профессий, нет того, что требуется в настоящее время.

Несколько характеристик о травмах в политической сфере. Вот вопрос, который очень важен, который ставится многими нашими политологами, философами о том, что непоследовательность в решении многих вопросов характерна настоящему времени, что позволяет говорить о балансирующей власти. Не менее важна такая ситуация, как преобладание исполнительной власти, Все-таки из трех ветвей власти той классической версии, мы можем признать, что все-таки решающая роль есть у исполнительной власти по сравнению с законодательной и судебной. Многие подвергают критике, и в значительной мере оправданно, что мы обладаем квази-многопартийностью, несмотря на большое количество, но представленных только четырьмя парламентскими партиями при том, что в настоящее время мы имеем свыше 70 зарегистрированных в Минюсте новых малочисленных партий, которые практически не имеют влияния, или только некоторые из них еще имеют представительство на местном уровне. Для современной России характерна политическая аномия (отказ от участия о сопричастия к политике) – кроме названных мной цифр 75% ни в каких общественных организациях не состоят, и практически половина (45%) ни в каких формах политической жизни не участвовали, даже в выборах. Я подчеркиваю, что это отстранение от политической жизни чревата многими социальным последствиями.

И в то же время численность чиновников, по данным Росстата, превышает в несколько раз то, чо было в СССР и продолжает расти и даже с 2000 года, то есть в составе уже новой России.

Травмы в духовной сфере проявляются в потери гомогенности общества. У нас недавно в Университете прошла конференция, посвященная проблемам интеллигенции, и мы пришли к выводу, что слово «интеллигенция» мы по-прежнему употребляем к определенным группам людей, но говорить о гомогенности интеллигенции, о том, что было более-менее характерно для советского периода, нет никакой возможности и перспективы ее не может быть. Интеллигенция, как, собственно, и другие социальные группы, тот же рабочий класс, та же инженерная интеллигенция, те же учительская, преподавательская, распались на группы, которые мало имеют общного друг с другом.

Хочу напомнить о коммерциализации в духовной сфере. Мне очень не нравится, когда говорят об услугах образования, об услугах здравоохранения, потому что слово «услуги» предполагает оплату труда. Они, конечно, должны быть, но, если вся система образования, здравоохранения и культуры пытается перевестись только на коммерческие рельсы, я думаю, что мы здесь теряем очень многое.

Теряем много от идеологии потребительства, маргинальности образования, науки и культуры. А потеря или игнорирование идеологии ведут к тому, что население не знает перспектив общественного развития, то есть того, что морально скрепляет общество. Проблемы идеологии, морали сейчас являются весьма и чрезвычайно актуальными и серьезными.

51% людей при нашем последнем опросе также в «Левада-Центре, что страна развивается в неправильном направлении, или они затруднились ответить. 68% говорят о коррумпированности власти. Очень большие и тревожные, на мой взгляд, цифры. Кстати, по сравнению с советским временем, когда к руководителю обращались до 60% в трудной ситуации, то сейчас осталось только 14%, вся опора на близких, родных (88%) и друзей (60%). И только 1% молодежи сказали, что у них есть реальный человек, которому они хотели бы подражать.

Последствия общества травмы

Рост не равен развитию, то есть то, что дается прирост некоторых показателей, это еще не является показателем самого развития. Возрастает опасность экономических и социальных конфликтов. Рост негативных процессов (коррупция), дезориентация органов власти, тревожность общественного сознания и так далее (этно- и конфессиональная нетерпимость, оживление амбициозных и разрушительных сил).

Где же выход? Мне нравится высказывание Абела Гезевича Аганбегяна, который разделил понятие кризиса с другими явлениями, которые я называю травматическими явлениями. Абела Гезевич говорил, что у кризиса всегда виден путь, по которому надо выходить из него. А вот у травмы путь выхода очень неясен, затруднен, специфичен и достаточно сложен. На мой взгляд, на уровне общества это можно решать таким образом. Надо все-таки четко определить цели, стратегию и средства достижения цели, то есть этот вопрос решается на уровне и посредством коренного улучшения качества управления. Пока эти цели расплывчаты, общи, и поэтому они проявляются в том, что осуществляемое управление не может в полной мере решить возникшие в обществе проблемы.

Второе, все-таки требуется научное обоснование программ развития. Я публиковал недавно статью в «Независимой газете» (23.09, 2020), где поставил вопрос, что даже решение преодоления проблем с нашей пандемией, коронавирусом зависит не столько от решений управленческих органов, сколько от того, насколько наука будут участвовать в решении этой проблемы.

Третий момент – это постоянный совет с обществом на всех уровнях и по всем актуальным вопросам. Причем постоянный совет не по форме, а по содержанию. Меня в свое время поразил такой факт, мы обсуждали такой вопрос, когда еще Медведев был президентом, о преобразовании милиции в полицию. Было объявлено обсуждение вопроса, и на это было отведено два месяца, по результатам которого сказали, что достаточно обсуждения, и можно принимать решение. Но такие обсуждения должны быть не показнымие, не кратковременными – им должно быть отведено долгосрочное время совета с народом по стратегическим и даже по тактическим вопросам, в том числе и на уровне местного самоуправления.

Требуется и отказ от всеобщей коммерциализации всего и всея. К сожалению, эта проблема очень остро чувствуется, и я как преподаватель ВУЗа могу сказать, что такая ситуация приводит нас к стремлению любой ценой даже двоечников сохранять, потому что от этого зависит финансирование ВУЗа, ну, и соответственно, и политика администрации ВУЗа, и соответствующее отношение как к прподавателям, так и к студентам.

И наконец, надо осуществлять стимулирование процессов, а не организаций, рассматривать те или иные направления, по которым мы можем эффективно решать поставленные задачи.

Я считаю себя оптимистом, хочу надеяться на то, что мы преодолеем кризис. Но, повторюсь, то, что применяется, это набор каких-то отдельных моментов, причем может быть даже и рациональных, может даже интересных, но они не составляют систему, целостность, оптимальность на основе которых можно эффективно решать волнующие общество вопросы.

Я могу выразить свою собственную точку зрения, что даже национальные проекты, сами по себе решающие отдельные задачи, не образуют той совокупности, которая худо или бедно в свое время пытался реализовать Госплан и пыталась реализовать политика, хотя был ряд серьезных упущений и ущербных решений. Поэтому мои предложения направлены на то, чтобы все-таки найти этот выход. Я сформулировал несколько своих предложений, и буду рад, если они будут дополнены, или в самом деле найдены рациональные моменты, так как предложенные мною меры не являются исчерпывающими. Поэтому давайте вместе их искать, потому что я глубоко убежден, что должна быть та точка, где мы преодолеем это кризисное, это травматическое состояние.

Документы:

Тощенко Ж.Т. «Общество травмы. Между эволюцией и революцией»